Неточные совпадения
Лошадь рослая, здоровая, вся в кисточках из ремней по бокам, выбивалась из сил и
неслась скачками.
— Что тебе, леший, не спится? — сказала она и, согнув одно бедро, скользнула проворно мимо его, — бродит по ночам! Ты бы хоть
лошадям гривы заплетал, благо нет домового! Срамит меня только перед господами! — ворчала она,
несясь, как сильф, мимо его, с тарелками, блюдами, салфетками и хлебами в обеих руках, выше головы, но так, что ни одна тарелка не звенела, ни ложка, ни стакан не шевелились у ней.
«Тимофей! куда ты? с ума сошел! — кричал я, изнемогая от усталости, — ведь гора велика, успеешь устать!» Но он махнул рукой и
несся все выше,
лошади выбивались из сил и падали, собака и та высунула язык;
несся один Тимофей.
Он обогнал вьючных
лошадей, обогнал проводников, даже собаку, и все еще, с распростертыми руками, в каком-то испуге,
несся неистово в гору.
Солнце всходило высоко; утренний ветерок замолкал; становилось тихо и жарко; кузнечики трещали, стрекозы начали реять по траве и кустам; к нам врывался по временам в карт овод или шмель, кружился над
лошадьми и
несся дальше, а не то так затрепещет крыльями над головами нашими большая, как птица, черная или красная бабочка и вдруг упадет в сторону, в кусты.
Лошадь, выгнув свою оленью шею,
неслась быстрым ходом; она почуяла пасшийся на траве табун башкирских
лошадей и раздувала ноздри.
Лошадей больше нельзя было рассмотреть, а кошевая точно сама собой
неслась в снежную даль, как стрела, выпущенная из лука могучей рукой.
Легкая пыль желтым столбом поднимается и
несется по дороге; далеко разносится дружный топот,
лошади бегут, навострив уши, впереди всех, задравши хвост и беспрестанно меняя ногу, скачет какой-нибудь рыжий космач, с репейниками в спутанной гриве.
Переезд наш из Кенигсберга в Берлин был труднее всего путешествия. У нас взялось откуда-то поверье, что прусские почты хорошо устроены, — это все вздор. Почтовая езда хороша только во Франции, в Швейцарии да в Англии. В Англии почтовые кареты до того хорошо устроены,
лошади так изящны и кучера так ловки, что можно ездить из удовольствия. Самые длинные станции карета
несется во весь опор; горы, съезды — все равно.
Тройки вскачь
неслись по коридорам и комнатам; шагом взбирались по лестницам, изображавшим собой горы, и наконец, наскакавшись и набегавшись, останавливались на кормежку, причем «
лошадей» расставляли по углам, а кучера отправлялись за «овсом» и, раздобывшись сластями, оделяли ими
лошадей.
Лошади быстро
несутся по первому снегу; колокольчик почти не звенит, а словно жужжит от быстроты движения; сплошное облако серебристой пыли подымается от взбрасываемого лошадиными копытами снега, закрывая собою и сани, и пассажиров, и самых
лошадей…
Лошади, чуя на себе волчью кость, так
неслись, что и сказать нельзя, и мы на них к утру стали за сто верст под городом Карачевом.
Всякий из них, продавая свою
лошадь, вскакивал на нее верхом и начинал лупить ее что есть силы кнутом и ногами по бокам, заставляя
нестись благим матом, а сам при этом делал вид, что будто бы едва сдерживал коня; зубоскальство и ругань при этом сыпались неумолкаемо.
Вот еще степной ужас, особенно опасный в летние жары, когда трава высохла до излома и довольно одной искры, чтобы степь вспыхнула и пламя на десятки верст
неслось огненной стеной все сильнее и неотразимее, потому что при пожаре всегда начинается ураган. При первом запахе дыма табуны начинают в тревоге метаться и мчатся очертя голову от огня. Летит и птица. Бежит всякий зверь: и заяц, и волк, и
лошадь — все в общей куче.
— Да погоняй же, Митрофан, мы с тобой никогда не доедем! — крикнул Бобров нетерпеливо, хотя пролетка в без того
неслась так, что дыхание захватывало. Митрофан проворчал что-то недовольным басом и ударил кнутом Фарватера, скакавшего, изогнувшись кольцом, на пристяжке. Кучер недоумевал, что сделалось с его барином, всегда любившим и жалевшим своих
лошадей.
Вдоль дороги от Петербурга, расстилая направо и налево густые облака пыли,
неслась на лихой шестерне почтовых открытая коляска, за которою едва успевали скакать дрожки, запряженные щегольской парою разношерстных
лошадей.
Вот вдали зазвенел колокольчик, раздался шум, по слободе от заставы
несется тройка курьерских, народ зашевелился, закипел, толпы сдвинулись, и ямщик должен был поневоле остановить
лошадей.
— Кто это
несется с правого фланга? — спросил Зарецкой, показывая на одного офицера, который проскакал мимо передовой линии на англезированной вороной
лошади.
Сонно и устало подвигались солдаты и стражники — случайный отряд, даже не знавший о разгроме уваровской экономии, — и сразу даже не догадались, в чем дело, когда из-под кручи, почти в упор, их обсеяли пулями и треском. Но несколько человек упало, и
лошади у непривычных стражников заметались, производя путаницу и нагоняя страх; и когда огляделись как следует, те
неслись по полю и, казалось, уже близки к лесу.
Он скакал на той самой паре серебряных
лошадей, извергавших из ноздрей целые клубы дыма; у самого черта лежало что-то белое на коленях, а сзади его, трепля во всю мочь лохматыми ушами,
неслась Дагоберова собака.
Ехавший смотреть осенние посевы, старик поднялся на
лошади верхом по откосу балки в ту минуту, когда наклевавшееся зерен стадо гусей, вытянувшись в веревочку,
неслось над самой землей с равнины к родимым тростникам.
Через четверть часа Тимофей повел
лошадей на конный двор, а я отправился в дом, у крыльца которого не без душевного трепета заметил зыбинскую коляску. Не успел я поцеловать ручки дам, как Зыбина воскликнула, обращаясь к матери: «Какой он у вас молодец! Мы полюбовались, как он во весь дух
несется с ярмарки».
Даже в те часы, когда совершенно потухает петербургское серое небо и весь чиновный народ наелся и отобедал, кто как мог, сообразно с получаемым жалованьем и собственной прихотью, — когда всё уже отдохнуло после департаментского скрипенья перьями, беготни, своих и чужих необходимых занятий и всего того, что задает себе добровольно, больше даже, чем нужно, неугомонный человек, — когда чиновники спешат предать наслаждению оставшееся время: кто побойчее,
несется в театр; кто на улицу, определяя его на рассматриванье кое-каких шляпенок; кто на вечер — истратить его в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного круга; кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему брату в четвертый или третий этаж, в две небольшие комнаты с передней или кухней и кое-какими модными претензиями, лампой или иной вещицей, стоившей многих пожертвований, отказов от обедов, гуляний, — словом, даже в то время, когда все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню, занесшуюся из высшего общества, от которого никогда и ни в каком состоянии не может отказаться русский человек, или даже, когда не о чем говорить, пересказывая вечный анекдот о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у
лошади Фальконетова монумента, — словом, даже тогда, когда всё стремится развлечься, — Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению.
Англичанин, с трудом подымая затекшие ноги, тяжело спрыгивает с американки и, сняв бархатное сиденье, идет с ним на весы. Подбежавшие конюхи покрывают горячую спину Изумруда попоной и уводят на двор. Вслед им
несется гул человеческой толпы и длинный звонок из членской беседки. Легкая желтоватая пена падает с морды
лошади на землю и на руки конюхов.
Глядит, и впрямь
несется тележка; вороная
лошадь в наборной шлее с медными бляхами, на облучке подскакивает не то мещанин, не то помещик, а только не мужик: на нем картуз и синий кафтан.
Но во всем этом виднелось нестроение и был, однако, свой лад, и ворковая
лошадь уже опять, метаясь и храпя,
неслась назад к яме, где залег Сганарель, но не с соломою: на дровнях теперь сидел Ферапонт.
Когда я очнулся, была все еще глухая ночь, но Ат-Даван весь опять жил, сиял и двигался. Со двора
несся звон, хлопали двери, бегали ямщики, фыркали и стучали копытами по скрипучему снегу быстро проводимые под стенами
лошади, тревожно звенели дуги с колокольцами, и все это каким-то шумным потоком стремилось со станции к реке.
— Неужели ты, Давыд, думаешь, что нас молодцами за это сочтут? Напротив, дураками! — принимался я было ему втолковывать, но все напрасно. Подъезжая к приходу, он весь как-то уж изломался: шапку свернул набекрень, сам тоже перегнулся, вожжи натянул, как струны, а между тем пошевеливает ими, чтоб горячить
лошадей. День был светлый; от прихода
несся говор народа, и раздавался благовест вовся; по дороге шло пропасть народу, и все мне кланялись.
Вдруг он повел ушами и заворчал. Я прислушался. Сначала все было по-прежнему тихо. Потом в этой напряженной тишине выделился звук, другой, третий… В морозном воздухе издали
несся слабый топот далеко по лугам бегущей
лошади.
Между тем незаметно подходила осень. Уже с августа утренники крепко стискивали землю. К середине дня она едва успевала оттаять под косыми лучами солнца, как уж с ранних сумерек ее опять начинало примораживать. Воздух был чист и прозрачен, звуки
неслись отчетливо, ясно, далеко, копыта
лошадей звонко стучали по голой, но уже скованной земле…
Тротуар
несся под ним, кареты со скачущими
лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на своей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу и алебарда часового вместе с золотыми словами вывески и нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз.
— Пусти меня, черт!.. Оставь! — хрипел Файбиш. Его сильная, жесткая рука комкала губы и нос Цирельмана; но актер мочил слюнями и кусал его пальцы и, вырывая из них на мгновение рот, кричал все громче и безумнее и крепче прижимался лицом к шершавому балахону и к сапогам Файбиша. А
лошади все
неслись, заложив назад уши, и торчавший из-под снега прошлогодний камыш хлестал по бокам саней.
Что это? Сон или действительность? Прямо на меня во весь опор
неслась лошадь передового кабардинца. Седой бородатый всадник по-юношески ловко изогнулся в седле. Рослая фигура старика все ниже клонилась к луке, чалма, скользнув вдоль крупа
лошади, белела теперь у ног коня, седая борода мела узкую тропинку… Быстрое, ловкое, неожиданное движение — и гость-кабардинец, совсем припав к земле, на всем скаку зубами выхватил торчащий из земли кинжал и снова взлетел в седло, не выпуская изо рта добычу.
Меж тем гроза миновалась, перестал и дождик. Рассеянные тучки быстро
неслись по́ небу, лишь изредка застилая полный месяц. Скоро и тучки сбежали с неба, стало совсем светло… Дарья Сергевна велела Василью Фадееву
лошадей запрягать. Как ни уговаривала ее Аграфена Ивановна остаться до утра, как ни упрашивали ее о том и Аннушка с Даренушкой, она не осталась. Хотелось ей скорей домой воротиться и обо всем, что узнала, рассказать Марку Данилычу.
Из слобод и со всего левого берега
несется нескончаемый, нестройный людской гомон, слышится скрип телег, ржанье
лошадей, блеянье пригнанных на убой баранов, тяжелые удары кузнечных молотов, кующих гвоздь и скобы в артельных шиповках, звонкий лязг перевозимого на роспусках к стальным заводам полосового железа, веселые крики и всплески купальщиков, отдаленные свистки пароходов.
Повозки за речкою, прыгая, мчались по грядам пашен, солдаты, наклонившись, бешено хлестали
лошадей. Внизу у переправы в дикой сумятице бились люди,
лошади и повозки. Все кругом рвалось и
неслось куда-то.
Нервная и нравная лошаденка, не привыкшая к такому крутому обращению, с места взяла в карьер и понеслась вперед с быстротою ветра. От быстрого прыжка Юрик едва усидел в седле. Фуражка упала с его головы, правая нога выпустила стремя, и он
несся, как стрела, выронив поводья из рук и вцепившись руками в гриву
лошади.
Но Витя не может править: у него от волнение дрожат руки; Бор-Ростовский садится на козлы и с таким азартом хлещет бедную, ни в чем не повинную
лошадь, что та
несется вскачь.
Все творят крестное знамение и, как будто оживленные благодатию,
несутся за вождем, которому никто не имеет силы противиться. Вера сильна в душах простых. Неприятель сдержан, и вскоре бой восстановлен. Вадбольский творит чудеса и, как богатыри наших сказок, «где махнет рукой, там вырубает улицу, где повернется с
лошадью, там площадь». Конница неприятельская опозорена им; но то, что он выигрывает над нею, похищает у него славная пехота шведская. И ему не устоять, если не приспеет помощь!..
Только на берегу Невы, к Смоляному двору, прорывался конский топот. На дровнях
неслись два мужика; один правил бойкою
лошадью, другой сидел позади, свеся ноги. Бороды их густо заиневело. Между ними лежал рогожечный куль, порядочно вздутый. Вид этой поклажи в такое время не предвещал ничего доброго.
Рассветало. К Строгановскому мосту
неслась коляска, запряженная четверкой лихих
лошадей.
От
лошадей их поднялось облако пыли и,
несясь на рощу, окутало посла императорского.
— Неправда, — гневно сказала она, — сколько знаю Стабровского, я никогда не замечала, чтоб он был занят собой. Что ж до его красоты, то никто, конечно, кроме вас не найдет в ней ничего женоподобного. Скорее, к его энергической, одушевленной физиономии шли бы латы, каска с конским хвостом, чем одежда мирного гражданина. Воображаю, как он хорош бы был на коне, с палашом в руке, впереди эскадрона латников, когда они
несутся на неприятеля, когда от топота
лошадей ходит земля и стонет воздух от звука оружий.
Между тем среди жужжания народа, на двор собравшегося, послышались шум колес, удары бича и ржание
лошадей. Со всех сторон катились,
неслись и ползли берлины [Берлина — четырехместная закрытая коляска.], одноколки, колымаги, скакали верховые; все дороги заклубились от пыли, а на перекрестке стояла целая туча, как на батарее во время сражения. Все спешило, будто по пути жизни мчались ко двору фортуны ее искатели.
Моя прозябшая рыженькая лошадка
неслась быстро, так что молодой кучеренок Матвей, из своих орловских крепостных, едва мог держать озябшими руками туго натянутые вожжи, и тут вдруг на повороте у «царского сада» что-то мелькнуло — человек не человек и собака как будто не собака, а что-то такое, от чего моя немного пугливая
лошадь шарахнулась в сторону и мы с кучером оба чуть не вылетели из санок.
Устав, он шел несколько шагов тихо, помахивая головой и отпырхиваясь, как усталая
лошадь, но как скоро силы его восстанавливались, он снова то
несся рысаком по расчищенной дорожке Летнего сада, то собранным курцгалопом маневрировал по Марсову полю. Люди на него смотрели и дивовались и рассуждали, что это такое за чиновник и что у него за мудреная такая должность и сколько за нее ему положено жалованья? А Кувырков смотрел на них и радовался и гоготал: «Все
лошади! Все
лошади!»